Учебная работа № /1556. «Диплом Экзестенционализм Камю по романам «Чума» и «Посторонний»

Выдержка из похожей работы

Творческая история «Чумы», романа, повсеместно воспринимавшегося как хроника «европейского сопротивления нацизму», добавим — и всякому тоталитаризму, является своеобразной летописью духовной эволюции его автора.
Первые заметки к роману относятся к 1938 году, когда после провала «Счастливой смерти» писатель полностью погружается в разработку новых замыслов,В «Записных книжках» имеется развернутый прозаический набросок о трудной любви двух молодых бедных людей,В мире нищеты и изнуряющей работы, в мире лишений и страданий, где «нет места любви», любовь, вопреки всему абсурду существования, способна крепко соединить двух людей в «зачарованной пустыне» счастья, «какое испытывает человек, видящий, что жизнь оправдывает его ожидания»,В «Чуме» этот фрагмент почти без изменения войдет в трогательную исповедь Жозефа Грана, скромного чиновника мэрии, мужественно исполняющего свой долг в общей борьбе с губительной эпидемией, а в недолгие часы досуга бьющегося над первой фразой романа, которой должен оправдать его в глазах Жанны, покинувшей мужа из-за того, что он «не сумел поддержать ее в убеждении, что она любима»,Любовь, таким образом, изначально становится антиподом чумы, ее действенная сила укрепляет волю человека к сопротивлению злу.
Сентябрь 1939 года ввергает Европу в холодные сумерки страшной войны, заставшей многих — как подлинное стихийное бедствие — врасплох,Камю хочет пойти добровольцем, но военно-медицинская комиссия признает его к службе негодным,В «Записных книжках» появляется несколько романизированный отклик на это обследование: «Но этот малыш очень болен, — сказал лейтенант,- Мы не можем его взять…»,Серия дневниковых размышлений Камю, относящихся к тревожной осени 1939 года, свидетельствует, что абсурд человеческого существования, до сих пор имевший в сознании писателя преимущественно метафизическое измерение, стал обретать отчетливые социальные контуры,Война зримо воплотила абсурд истории: «Разразилась война,Где война? Где, кроме сводок новостей, которым приходится верить, да плакатов, которые приходится читать, искать проявления этого абсурдного события?.,Люди стремятся поверить в нее,Ищут ее лицо, но она прячется от нас,Вокруг царит жизнь с ее великолепными лицами»,Уже 7 сентября ощущение внезапности наступившей беды дополняется первыми робкими попытками нащупать истинные мотивы абсурда истории, причем уже тогда социальные факторы разразившейся катастрофы не мыслятся молодым писателем в отрыве от личной ответственности: «Люди все хотели понять, где война — и что в ней гнусного»